Дневник Тернера - Страница 67


К оглавлению

67

Точно так же нам нужно время, чтобы солдаты привыкли к новому порядку, а мы смогли внушить им самые необходимые идеологические максимы. Мы намеренно позволяли гражданским лицам больше вольностей, чтобы у солдат не возникало чувства вины из-за применения крайних мер, а не полумер, которые еще очень долго не решили бы наши проблемы.

Еще одной причиной промедления, как я узнал сегодня, было то, что составление арестных списков требовало времени. В течение нескольких лет наши здешние товарищи так же, как наши товарищи в других местах, составляли досье на лизоблюдов Системы, на Еврейских прислужников, на теоретиков равенства и других Белых преступных посягателей на права нашей расы, помимо адресов всех не-Белых обитателей преимущественно Белых районов.

Позднее нам очень пригодились адреса, которые мы бережно сохраняли до последнего дня, и в них даже не пришлось вносить изменения. Зато досье потребовали существенной доработки. И первым делом их оказалось слишком много.

Например, на Белую семью завели досье, потому что сосед однажды видел Негра на их вечеринке или потому что они повесили плакат «Даешь равенство!», постоянно распространявшийся Советом Гуманитарных Связей. Но если не было ничего другого, таких людей не вносили в арестные списки. Иначе нам пришлось бы повесить больше десяти процентов Белого населения — совершенно невыполнимая задача.

Но даже если бы мы были в состоянии повесить такое количество людей, в этом не было бы никакого смысла, потому что большинство, составляющее эти десять процентов, не хуже большинства, составляющего девяносто процентов. Им промыли мозги; они оказались слабыми и эгоистичными; в них не воспитали преданность своей расе — однако это присуще очень многим в наши дни. Люди есть люди, и мы должны принимать их такими, какие они есть — в первое время.

В самом деле, трудно спорить с историческим фактом, подтверждающим, что человек редко бывает исключительно хорошим или плохим. Повальное большинство нейтрально с точки зрения морали — не в состоянии отличить абсолютное добро от абсолютного зла — и ориентируется на мнение тех, кто в данный момент наверху.

Если во главе хорошие люди с человеколюбивыми взглядами, то это отражается и на обществе в целом, и на отдельных людях, которые, не имея собственных взглядов и моральных ценностей, с жаром поддержат высокие устремления социума. Но если во главе плохие люди, как это было много лет в Америке, большая часть населения с радостью вываляется в грязи и ничтоже сумняшеся проникнется любой самой отвратительной и разрушительной идеей, какую только ей будут внушать.

Вот и в наше время многие судьи, многие учителя, актеры, общественные деятели и т. д., в сущности, неплохие люди и даже не циники, хотя верно служат Евреям. Они считают себя «законопослушными гражданами», какими будут считать себя и в том случае, если им придется вести себя диаметрально противоположным образом, если во главе страны будут хорошие правители.

Таким образом, нет смысла убивать всех. С нравственной незрелостью надо бороться воспитанием, и уйдут сотни поколений, прежде чем раса станет иной. На сегодняшний день нам достаточно убрать тех, кто сознательно выбрал зло — плюс несколько сотен тысяч наших морально искалеченных «законопослушных сограждан» по всей стране в качестве примера для остальных.

Повесив несколько отъявленных негодяев, совершавших преступления против своей расы, мы попробуем спасти большую часть американцев и потом переориентировать им мозги. Собственно, мы не попытаемся, мы должны это сделать. Людям нужен психологический шок, чтобы они избавились от привычного образа мыслей.

Все это понятно, но должен признаться, сегодня кое-что произвело на меня неприятное впечатление.

Когда аресты только начались, люди еще не осознали, что́ происходит, и многие вели себя дерзко, даже оскорбительно. Незадолго до рассвета я стал свидетелем того, как солдаты вытащили из большого дома недалеко от университетского кампуса около дюжины молодых людей, которые вместе с их неарестованными товарищами выкрикивали оскорбления и даже плевались в наших солдат. Все арестованные, кроме одного, были Евреями, Неграми и разного сорта помесями, и двух, самых крикливых, тут же застрелили, а остальных построили и повели прочь.

Последней была девятнадцатилетняя девушка, уже немножко потрепанная, но еще симпатичная. Выстрелы успокоили ее, и она перестала кричать «Расистские свиньи!» на солдат, но когда она увидела приготовления к повешению и поняла, что ее ждет, то впала в истерику. Ей сообщили, что это расплата за осквернение расы, так как она жила с Черным любовником, и девушка завопила: «Почему меня?»

Когда у нее на шее завязали веревку, она заплакала: «Я не делала ничего такого, чего не делали все. Почему же вешают меня? Это нечестно! А Элен? Она тоже спала с ним». Услышав ее последние слова, прежде чем у повешенной навсегда оборвалось дыхание, одна из девушек в группе молчаливых свидетелей (скорее всего, Элен) в ужасе отпрянула.

Естественно, никто не ответил на вопрос: «Почему меня?» Хотя ответ простой — ее фамилия была в нашем списке, а фамилии Элен не было. Ничего «честного» в таком деле ждать нечего — и нечестного тоже. Повешенная девушка получила по заслугам. Наверно, Элен заслужила того же — наверняка теперь она здорово мучается, боясь, как бы не обнаружился ее проступок и ей не пришлось бы заплатить ту же цену, что и ее подруге.

Этот незначительный эпизод преподал мне урок политического террора. Важными предпосылками его эффективности являются произвольность и непредсказуемость наказания. В положении Элен оказалось очень много народа, и со страху они теперь будут сидеть тише воды, ниже травы.

67